Первый же фильм Жана-Люка Годара «На последнем дыхании» открыл новую эпоху — после этого глотка свежего воздуха уже невозможно было снимать как раньше. Затем с космической скоростью последовали другие шедевры: «Маленький солдат», «Презрение», «Безумный Пьеро», «Альфавиль». Уже к концу 60-х Годар, с его темными очками и неизменной сигаретой в углу рта, хлесткими высказываниями («Все, что нужно для фильма — это пистолет и девушка») и левыми взглядами превратился в факт поп-культуры, икону — что-то вроде Че Гевары от кино. Последовавшие еще более радикальные эксперименты с киноязыком привели к тому, что о нем стало почти невозможно говорить без штампов вроде «величайший режиссер на свете» или «Годар — это и есть кино», пусть в какой-то момент этот вечный бунтарь и возвестил смерть кинематографа.

Теперь нет самого Годара (он умер два года назад), но фильм Сирила Лёйти не похож на торжественный некролог. Он смотрит на Годара не как на икону, а как на человека, который мог заблуждаться, страдать от одиночества, впадать в сентиментальность и быть занудой. Кадры из фильмов и со съемочных площадок, фрагменты интервью и писем, слова тех, кто был с ним близок, и знатоков его творчества — визуально насыщенное и интеллектуально накаленное повествование показывает, как менялось кино Годара вместе с эволюцией его убеждений и событиями его частной жизни. Самое поразительное, что все то, что Годар делал и говорил годы назад, кажется очень современным. Вероятно, чтобы оставаться современным, нужно быть свободным, а более свободного режиссера (да и просто человека) сложно себе представить.